Poesis
Праведник
Мерон, как гигантская рыба плавал в ясном утреннем свете. Только вчера я бродил там и вот уже смотрю на него со стороны. Жаль отрываться от такого зрелища, хотелось вдохнуть и раствориться в нем, снова пройти по невысокому горному хребту, поросшему сосновым лесом, отмерить его ногами. Но я уже снял палатку и смотрю на него с горы Цфата напротив.
Ощущение времени рождает грусть, и стараешься развеять ее движением в пространстве. Хотя, возможно, все это иллюзия, но как выйти из нее, пока жив. А дорога не кончается, и ноги сами несут дальше, пережить в душе весь мир.
«Вот натура человека. Кажется, что еще надо, оставайся тут навсегда, ан нет, тянет что-то, не дает остановиться». «Дух святой» - ответил Авраам, высокий, худой в старых джинсах и нахлобученной до ушей белой вязаной кипе нахманидов, но без обычной их надписи: «Раби Нахман меуман». Целый дни Авраам проводил лежа на матрасе под соснами рядом с бейт-кнессетом, внутри которого находилось надгробие знаменитого праведника. Праведник славился тем, что помогает в беде и люди тянулись к нему и поодиночке и целыми автобусами. Тогда вокруг надгробия устраивали коллективные моления, а нахманиды и танцы. На вопрос, к какому религиозному направлению он себя относит, Авраам ответил, что наверное к бреславским хасидам. Я сказал, что мне трудно понять последователей раби Нахмана, танцующих на улицах под оглушительную музыку. Авраам согласно усмехнулся. Я добавил, что ничего не знаю про бога, и не считаю правильным слушать об этом раввинов. «Я тоже не верю раввинам» - согласился Авраам, - «Только богу и праведникам. Они помогают оттуда». «А ты сам знаешь об этом?» - спросил я. «Да, я это знаю» - очень серьезно ответил Авраам. «Бесспорное наследие раби Нахмана, что одни ездят в Умань молиться, а другие на этом наживаются» - сказал я. «И все-таки, жизнь хороша» - заключил Авраам.
Иногда Авраам все-таки вставал, расчесывал пятерней длинную с сильной проседью бороду и присоединялся к молящимся в бейт-кнессете. Из здания он выходил, пятясь задом. Вечером он убирал мусор, оставленный посетителями, и ночевал когда там же под соснами, когда у одного из многочисленных друзей. Жил он на оставляемые ему посетителями деньги, но Ося не заметил, чтобы он питался чем-то, кроме кофе и сигарет. Своего дома у него не было, но, как он сказал, был земельный участок. «И все-таки, жизнь хороша» - любил повторять Авраам.
Однажды автобус привез группу нахманидов и после молений и танцев в бейт-кнессете, они разложили там же на столах горы пищи и пригласили и меня с Авраамом. Авраам собрался идти, а я заметил, прогуливающегося вокруг здания невысокого страшно худого человека в обычной для харедим черной одежде и шляпе и спросил кто он. Ответили, что это известный рав, большой цадик, и я могу попросить у него благословения. Рав двигался медленно и плавно, будто не касаясь земли, и мне захотелось посмотреть, как он ест. «Узнай человека по его карману, стакану и гневу» - процитировал я известную поговорку. Авраам усмехнулся и присел за столик с едой снаружи здания, а я вошел и сел позади рава и стал наблюдать. Изредка поднималась худая рука в обвисающем рукаве, накалывала на вилку кусок пищи, рав всей спиной наклонялся вперед и долго-долго жевал. Было страшновато потревожить его, и я попросил присевшего на подоконник человека спросить у рава разрешения обратиться к нему с вопросом. «Ты можешь обратиться к нему» - ответил тот. Я подошел к столу рава, поздоровался и сел на стул напротив. Глубоко запавшие черные глаза, обтянутые темной кожей скулы и затаенное выражение лица говорили, что человек этот, по-видимому, тяжело болен. Поэтому я решил не тратить времени и задать вопрос напрямую. «Я собираюсь ехать в Индию, чтобы помочь голодающим детям. Хочу на свои деньги организовать там в деревне школу-интернат - сказал я. - Вопрос, который я не могу решить, как отбирать детей? Выбрать одних, а других оставить умирать?» «Почему вы собираетесь в Индию, разве тут некому помочь?» - спросил рав. «Я не считаю себя таким добрым, чтобы отдавать не получая ничего взамен, - ответил я, - я помогу людям выжить, а в обмен хочу получить личное общение с ними, взаимопонимание, любовь. То чего мне не хватает в Израиле и чего, возможно, не хватало в детстве». «Не думайте о возврате, отдавайте не думая, и небо вам воздаст стократно» - сказал рав. «Я ничего об этом не знаю, - ответил я. - Но если Б-г есть, я не вижу иного способа убедиться в этом, кроме участия в чем-то серьезном. Самому действовать и видеть реакцию на свои действия. В Израиле, как и всюду, для этого нужны слишком большие деньги, и тут, слава Б-гу, нет умирающих от голода детей». «Есть люди, умирающие от тяжелой болезни, вы можете помогать им» - предложил рав. Я заглянул внутрь себя, потом в глубоко запавшие глаза рава и мягко, но решительно сказал: «Я не считаю себя таким праведником, чтобы отдавать без возврата. Помочь детям выжить не то же самое, что облегчить человеку смерть». «Не думайте о возврате, с неба вам воздастся стократно» - повторил рав. «Большое спасибо, но вы меня не понимаете» - сказал я раву и легонько коснувшись его рукава отошел.
Вечером приехал на мотоцикле один из друзей Авраама, деловой, в формованной кепке, по всей видимости один из тех, кто развозит на мотоцикле товары. Помолился в бейт-кнессете, поцеловал надгробие праведника и отвез Авраама к себе ночевать, а я поставил палатку под соснами вокруг здания бейт-кнессета и лег там.
Ночью я проснулся от криков и стонов. Решив спросонья, что кому-то плохо, я окликнул человека. «А ты что никогда не кричишь?» - услышал я в ответ и понял, что это один из последователей раби Нахмана, который заповедовал не стесняться и выражать свои эмоции, как можно громче. «Не знаю, - ответил я, не выходя из палатки, - но ты меня разбудил». «У тебя есть кофе?» - спросил человек. Я ответил, что нет. «Как же ты без кофе. Ну ладно, друг, извини, что разбудил» - сказал человек и удалился. А утром меня разбудил грохот динамиков - «Раби Нахман, Нахман меуман». Я вылез из палатки и увидел девушку в белых тапочках, которая приплясывая, красила из пульверизатора забор перед бейт-кнесетом. Рядом стояла шикарная машина, и я поинтересовался, не едет ли она в направлении Иерусалима. «Я не понимаю иврит» - ответила девушка по- английски, повернулась и оказалась женщиной с удивительно сморщенным лицом и девичьей фигурой. Я смутился и спросил, как ее зовут. «Яэль» - ответила женщина. «Приятно видеть твою работу, Яэль» - улыбнулся я. Женщина поблагодарила и закончив покраску уехала, а я собрал палатку, вещи и тоже направился к автобусной станции. Чтобы не идти по шоссе я долго карабкался по склону, пока не забрался на самую верхнюю дорогу, также ведущую в город. Дорога вела вдоль селения, застроенного богатыми особняками. По уложенному красивой плиткой тротуару я вышел на площадку с видом Мерона. Внизу горного хребта, в зарослях, я знал, тенистая река, по которой я пришел в Цфат. На реке есть ванны с прозрачной водой, в которых я купался по дороге, и даже один водопад. Всюду следы уходящей в глубокую древность жизни - развалившиеся и почти целые строения грубой каменной кладки и аккуратно выложенные из камня скамьи под деревьями, строения из бетона и сельскохозяйственные террасы по склонам. И всюду туристы - редко одиночки, чаще большими группами. Природа, негрозная и приветливая, просто не вмещает такого количества людей.
До автобуса в Иерусалим было еще два часа и я пошел побродить по узким улочкам старой части Цфата. Вокруг были шикарные магазины, с рассчитанными на туристов дорогими товарами, люди выглядели ухоженными, как вдруг я увидел человека лицо которого было сплошь покрыто язвами. Пытаясь выглянуть из-под набухших век, он запрокинул голову и безостановочно, но беззвучно шевелил губами. Одна скрюченная рука его висела безжизненно, а другую он протягивал к людям, и шевелил губами, пытаясь вытолкнуть из клетки своего тела какие-то слова. Некоторые клали в его протянутую руку монету, но большинство, проходя мимо него ускоряли шаг. Было ужасно жарко, и кошелек лежал в рюкзаке на спине, и я подумал, что обязательно дам этому нищему, только на обратном пути. Конечно, я об этом забыл и вспомнил только в разговоре с Элиазаром, после приезда в свое селение.
Как обычно по вечерам, они со Шмуэлем сидели в его ярко освещенном домике. «Давать надо каждому, кто просит и незамедлительно, а то не дай Бог помрет. Так учит Тора. Я каждый месяц размениваю несколько сот шекелей и каждому, кто просит, даю понемногу» - ответил Элиазар на вопрос, как по Торе давать милостыню. Тут-то я вспомнил нищего из Цфата и сожаление ожгло мне душу. «С этого момента в моем кармане всегда будет мелочь» - сказал я. «Есть много уровней, - продолжал Элиазар, - кто дает отвернувшись, и такому, хоть он и дал, предстоит наказание, другой наоборот расспрашивает человека о его беде. Есть уровень праведника, цадика, который дает с возвратом, и уровень последователя, хасида, который наоборот, старается избежать возврата, чтобы получить награду в будущем мире. Кроме того, милостыня может унизить человека, не зря Тора сравнивает нищего с мертвым». Элиазар рассказал, как он дал денег на лечение человеку, мучающемуся от зубной боли, а тот впоследствии даже не здоровался с ним. «Поэтому Тора говорит, что дающий не должен видеть получающего» - объяснил Элиазар. Это не вполне согласовывалось с тем, что лучше бы поинтересоваться бедой человека, а главное, было непонятно, почему благодарность не естественней чувства унижения. Я рассказал, как жители поселений ожидают «трэмп» - кто подвезет их до дома. Ждут обычно недолго, подвозят охотно, а некоторые даже специально покупают большие машины, чтобы взять побольше «трэмпистов». Тем не менее, предпочитают подвозить своих, из своего поселения. «И несмотря на это, никакого унижения эти «тремписты» не чувствую, наоборот, благодарны, что позволяют влезть в свой автомобиль с грязными ногами» - сказал я Элиазару. «А самый верхний уровень добродетели, когда человеку занимают деньги, чтобы поддержать его падающее дело, но это не милостыня, дают с возвратом» - испытующе взглянув на меня закончил Элиазар. В общем, просуммировав свой опыт и заключенную в Торе мудрость других людей, я понял, что помощь людям - немалая часть жизни и устраняться от понимания ее последствий, как и своих мотивов, значит оставаться пленником своего воспитания и среды.
Потом я рассказал об Аврааме и Шмуэль попросил рассказать немного подробней, как он выглядит. Выслушав, он сказал: «Когда-то, лет тому пятьдесят назад, в Израиле случилась грандиозная кража. Больше такой не было. Воры зашли в помещение крупнейшего банка, сняли все кассы и спокойно ушли. Спланировал все Авраам. Потом он раскаялся и написал книгу, как этот план пришел ему в голову». «Везет же мне на воров!» - воскликнул я. «Он не вор, а человек, вернувшийся на путь истинный» - строго сказал Шмуэль. «Я хотел сказать, какой умный человек. А я – такой простак» - поправился я. «Не умный, а умнейший» - добавил Шмуэль, «Эту книгу раскупили за несколько дней. Десять тысяч экземпляров. Но перепечатывать запретили». «Так он наверное богатый человек?» - спросил я. «Нет, у него ничего не осталось. Только участки земли, которые он купил тут и там» - ответил Шмуэль.
«И все-таки жизнь хороша» - вспомнил я Авраама. И еще вспомнил: «Машиах – это изобилие. Когда у каждого будет столько, сколько ему надо. Только для завистников будет проблема. А потом будет избавление - геула».
צדיק
מירון כדג ענקית שחה באור בהיר של הבוקר, קרא להתהלך עליו, למדוד אותו ברגלים. אך רק אתמול קיפלתי משם את אוהל והנה מסתכל עליו מהרי צפת ממול. חוש של זמן מוליד עצבות ואתה מנסה לפזר אותו בתנועה בחלל. יכול להיות שכול זאת דמיון אבל איך לצאת מזה עד שאתה חי. ודרך לא מסים לרגלים נושאים הלה למלות את הנפש בהתנסות של העולם כולו.
"זהו טבע של בן-אדם. נראה מה עוד אתה צריך? תשער כאן. אך לא, מושך אותו, לא נותן לעצור" "זה רוח הקודש" – ענה אברהם, רזה וגבוה במכנסי ג'ינס בלויים וכיפה סרוגה לבנה של ברסלבים אבל בלי כותרת רגיל שלהם עד אוזניו. כול הימים אברהם בלה אל המסרון מתחת אורנים אל יד בית-כנסת שבתוכו היה ציון של צדיק מפורסם. הצדיק היה ידועה אל פי עזרתו באסון ואנשים נמשחו עליו גם בנפרד גם באוטובוסים מלאים. אז מסביב ציון מאורגנים תפילות וברסלבים גם רקודים. אברהם זיהה עצמו כברסלבי אבל כמוני לא הבין את ריקודים ברחובות במוזיקה רועשת. אמרתי כי א ידועה כלום גם על אלוהים וחושב שזה לא נחון לשמוע רבנים על עניין זה. "אני גם לא מאמין לרבנים" – הסכים אברהם, "רק לאלוהים וצדיקים. הם עוזרים משמים". "ואתה יודעה על זה בעצמך?" – שאלתי. "כן, אני יודעה על זה" – ענה אברהם באופן מאוד רציני. "מה שאין סופק שאלה נושאים לאומן להתפלל על קבר של רבי נחמן ואלה מרוויחים מזה" – אמרתי. "ובכול זאת חיים טובים" – סיים אברהם.
לפעמים אברהם אמד סירק עם אצבעותיו את זקן אפור וערוך והצטרף למתפללים. מבנין הוא יצאה מאחורנית. בערב הוא ניקה את אשפה אחרי מבקרים ולן לפעמים מתחת אורנים שם ולפעמים עצל אחד מחברים רבים.הוא חי על שקלים שהשאירו מבקרים אבל לא ראיתי שהוא האכיל מזהו חוץ מסיגריות וקפה. הבית לא היה לא אבל אמר שיש לו שטח של כרקה. "ובכול שאת חים טובים" – אהב להחזיר הוא.
פעם באוטובוס באו קבוצה של ברסלסים ואחרי תפילות וריקודים בבית-כנסת הם סידרו שם על שולחנות שפע של אוכל והזמינו גם אותנו עם אברהם. אברהם ביקש ללכת ואני שמתי לב על איש לא גבוה ורזה עד מאוד בבגדים שחורים של חרדים שהתהלך מסביב בנין ושאל מהוא. ענו כי זה רב ידועה וצדיק גדול ואני יכול לבקש ממנו ברכה. רב נע לעט ובשטף שנראה שח באוויר ונרצה לי לראות איך הוא אוכל. "דע איש בכיסו, כוסו וכעסו" – הזכרתי ביטוי לאברהם. הוא חיך בהסכמה וישב לאכול על שולחן בחוץ לבית-כנסת ואני נכנסתי וישבתי מאחורי לרב וציפיתי איך הוא אוכל. מפעם לפעם הרימה ידו עם שרוול שקועה דקרה במזלג חתיכת אוכל, רב טלטל כל גבו קדימה ולעס ממושך ממושך. נראה לי מפחיד להפריח אותו ושאלתי משהו לבקש מרב רשות לפנות עליו. "אתה יכול לפנות ישר" ענו. אז נגשתי לשולחנו אמרתי שלום וישבתי על הכסה ממול. עיניו שחורות השקועות עמוק, עור כהה נמתחה על עצמות של לחייו היו אמירם כי אדם במחלה קשה. אכן החלטתי לא לבזבז את זמנו ולשאול שאלה ישר. "אני מתחנן לנסוע להודו לעזור שם ילדים שמתים מרעב. רוצה לארגן שם על כספי בית-ספר בכפר ולתת להם אוכל חינוך ורפואה" – אמרתי, "השאלה שאני לא יכול לפתור איך לבחור ילדים? לקחת אלה ואלה להשאיר למות?" "למה אתה נוסע להודו, האם כאן אין למי לעזור?" – שאל רב. "אני לא מזהה עצמי כל-כך טוב שלתת בלי מחזור" – עניתי, "אני אציל להם ממוט ובמחזור אקבל יחס ישית הבנה ואהבה. אלה שחסר לי כאן ואלי חסרו בילדות". "אל תחשוב על מחזור, תן בלי לחשוב ומשמים תתקבל כפלים" – אמר רב. "אני לא ידעה כלום על זה" – עניתי, "אבל אם השם קיים אני לא ראה דרך אחר לדעת על זה חוץ מלפעול בעצמות ולקבל תגובה על מעשי. אבל כאן בישראל לזה צריך כסף גדול וכאן ברוך השם אין ילדים שמתים מרעב". "יש אנשים מתים ממחלה קטלנית, אתה יכול לעזור להם" – הציעה רב. שאלה הייתה קשה ואני היבטי לתוככי ולאחר לעיניים שקועות של רב ועניתי באופן רך ומוכלת: "אני לא כל-כך טוב כי לתת בלי לקבל חזרה מה שאני צריך. לעזור לילד לשרוד לא אותו דבר שלקלות מות"."אל תחשוב על מחזור ומשמים תתקבל כפלים" – חזר רב. "תודה רבה, אבל אתה לא מבין אותי" – אמרתי לרב ובמגע קלה על שרוולו יצאתי מבנין.
בערב באה על אופנוע אחד ממכרים של אברהם, איש עסקי בכובע מסוים, כנראה אחד ממפוזרים סחורה. התפלל בבית-כנסת נישק ציון ולקח את אברהם ללון לביתו, ואני פתחתי אוהל מתחת אורנים וישנתי שם.
בלילה התעוררתי מצעקות וגניחות. מנומנם חשבתי שמשהו ברוע וקראתי את אדם. "ואתה לא צועק אף פעם?" – שמעתי. אז הבנתי כי זה אחד מברסלבים שנצטווה רבי נחמן לא להתבייש ולהביע את רגשותיהם רועשת כמה שאפשר. "האם יש לך כפה?" – שאל איש. עניתי כי אין. "איך אתה משתדר בלי כפה? טוב, אחי, מצטער שהתעוררתי לך" – אמר איש והלך. ובבוקר העיר אותי ראש של רמקול – "רבי נחמן, נחמן מאומן". הביטי מאוהל וראיתי את בחורה בנעלי ספורט לבנים שבריקוד צבעה את גדר לפני בית-כנסת. בקרות עמד רכב מפואר ושאלתי אולי היא נוסעת לכיוון ירושלים. בחורה זרקה את תרסיס ריק ואמרה באנגלית -“I don’t understand Hebrew” . ואז פנתה עלי והפחה לאישה עם פנים מקומט באופן מוזר מאוד. התביישתי ושאלתי איך קוראים אותה. "יעל" – ענתה אישה. “It’s very nice to see your work, Yael” – חייכתי עליה. אישה הודה התיישבה ברכב ונשאה ואני קיפל את אוהלי וחפצי וגם הלך לתחנה מרכזית של צפת.
שלא ללכת בכביש זמן רב תפסתי על מדרות עד שהגעתי לדרך עליון כי גם מובילה לעיר. דרך הלך בישוב נבנה בבתים יוקרתיים. במדרך ממרצפות יפים יצאתי על כיכר עם נופי מירון. למתה מרכס בתוך סבך-שיחים, ידעתי, זורם הנחל המוצל שבאתי עליו מצפת. בנחל הזה אמבטיות עם מים שקופים ששחיתי בהם בדרך ואפילו מפל אחד. בכול מקום עקבות של חיים שקועים בהיסטוריה – בניות חרבות ו בניות שלמים מאבן גס וספסלים מתחת עצים בנויים בקפידה מאותו אבן, ובכל מקום טיירים – בודדים לאתים רחוקות בדרך כלל קבוצות. הטבע ללא סערה וחביבה פשוט לא יכולה להכניס כל כך הרסה אנשים.
עד אוטובוס לירושלים היה לי עוד שעתים והלכתי לנדוד ברחובות צרות של צפת העתיקה. מסביב היו חנויות מפוארים עם סחורה יקרה בשביל טיירים עשירים, אנשים נראו מטופחים, לפתע ראיתי את איש שפניו היו כולו כיב. בניסוי להביט מעפעפיו הוא טלטל את הראש אחורה ובלי הפסק וללא הגה היה מניע שפתיו. ידו מצומק אחד הייתה תלויה בלי חיים ואת יד השנייה הוא פשט על האנשים ומניע מניע בשפתיו ניסה לדחוף משהו מתא של גופו. מעט אנשים היו סמים מטבע ביד הפושטת אך רובה מהרו לעבור. היה חם מעוד וארנק בתרמיל על גבי וכשבתי בוודי אני אתן לו צדקה רק בדרך חזרה. בוודי שחכתי והזכרתי רק בשיחה עם אליעזר כשחזרתי לכפרי.
כבדרך כלל הוא עם שמואל ישבו בביתו מאיר. "צריך לתת לכל מבקש ומיד שחס וחללה לא ימות באותו רגה. כך אומרת הלכה. אני כל חודש מפריד את כמה מאות שקלים ולכל אחד נותן בקצת" – ענה אליעזר על שאלה איך לפי תורה צריך לתת את צדקה. בדיוק באותו רגע הזכרתי את אני מצפת וחרטה להט את נפשי. "מרגע זה בכיסי תמיד יהיה עודף" – אמרתי. "יש הרבה דרגות" – המשיך אליעזר, "יש נותנים להסתובב בזלזול ואלה יקבלו עונש אפילו שנתנו, יש ההפך שאלים על האסון. יש דרגה של צדיק כי נותן עם מחזור ודרגה של חסיד שההפך לברוך ממחזור בשביל לקבל שכר בעלם הבאה. חוץ מזה צדקה יכולה להשפיל, לא לחינם תורה משווה את עוני עם המת". אני לא הבנתי למה בן-אדם צריך להרגיש את השפלה במקום תודה, האם תודה לא טבעי? וסיפרתי לאליעזר על טרמפיסטים שמחכים מי שייקח להם הביתה. "ואפילו שנהגים מעדיפים לתת טרמפ למי שגם בכפרם אף טרמפיסט לא מרדים השפלה, ההפך תודה שמורשים להיכנס לרכבם עם רגלים מלוכלכים" – אמרתי לאליעזר. "ובדרגה העליונה של המצווה מי שנותן הלווה בשביל להחזיק את העסק של חברו. אבל זה כבר לא צדקה כי נותנים עם מחזור" – סיים אליעזר והביט עלי בחוקרה. בסך הכול הבנתי כי עזרה לאנשים ללא חלק קטן של החיים ולברוך מהבנתה זהו להישאר בשבויה של חינוכך ובסיבתך. אכן אני לא מחקה מחזור מן השמים ורוצה לדעת מראש גם את התוצאות של עזרתי וגם את ומניעותי.
אחר-כך סיפרתי על אברהם ושמואל ביקש לתאר עליו יותר פרטים ולאחר שמעה אמר: "מזמן, כחמישים שנה לפני" הייתה בישראל גניבה גדולה כך שמאז לא הייתה גנבה יותר גדולה. גנבים נכנסו לבנק הכי גדול בישראל חשכו את מזומנים מכול הקופות והסתלקו בשלום. אברהם היה מי שתכנן את זה. אחר-כך כתב את הספר איך זה באה לראשו". "איזה מזל יש לי עם גנבים!" – תמהתי. "הוא לא גנב הוא חזר לתשובה" – תיקן לי שמואל באופן רציני מאוד. "רציתי רק להדיד עד כמה הוא חכם ואני פתי" – אמרתי. "לא חכם אלה חכם מאוד" – שוב תיקן אותי שמואל, "הספר שלו אזלו בכמה ימים, את כול התפוצה, אך אסרו להדפיס יותר"."אז הוא צריך להיות עשיר?" – שאלתי. "לא, לא נשאר לו כלום, רק קרקעות שהוא קנה פה ושם" – ענה שמואל.
"בכול זאת חיים טובים" – הזכרתי אני את אברהם, ועוד הזכרתי - "משיח זה שפע, כל אחד יוכל לקחת כמה שהוא רוצה. רק לקנאים יהיה בעיה. ואחר-כך יהיה גאולה".
Отсюда Вы можете послать сообщение в Проект: