На встречу с Шукой около палатки семьи Шалитов я пришел за полчаса. Для меня было важно, что людьми движет цель, отличная от денег. Но был ли у них план? До этого я принимал участие в нескольких массовых выступлениях, но каждый раз убеждался, что плана ни у кого нет. Поэтому выступления превращаются в спуск пара, если изначально не были так и задуманы их организаторами, в чем я убедился в Кфар Маймон на демонстрации в поддержку Гуш Катифа. Я оделся уважительно, как мне казалось принято у израильтян, но ни облика, ни поведения «русим» скрыть и не пытался.

За столиком с листами для подписей и требованием к властям сделать все для освобождения Гилада, сидели пожилые мужчина и женщина. Вокруг были развешаны плакаты с аналогичными призывами и его портретами. Мне предложили подписаться, но я сказал, что сделаю это, после знакомства с родителями Гилада. Женщина ответила, что через полчаса у них будет здесь встреча с представителями власти. Я спросил, можно ли на ней присутствовать, но мне ответили, что лучше не мешать. Я поинтересовался, есть ли у их движения план или какая-нибудь политическая партия. Женщина ответила, что из опасения за жизнь Гилада, они боятся что-то предпринимать. «Сила не у нас» - объяснила она, «Все в руках правительства. Поэтому мы и сидим здесь, у дома президента» «Первое, что приходит мне в голову» - сказал я, «освободить из тюрем всех террористов, предварительно отравив их, и они перемрут через полгода». «А что скажут о нас в мире?» - поинтересовалась женщина. «В любом случае о евреях не скажут ничего хорошего» - ответил я. Женщина согласно усмехнулась. Мужчина за все это время не проронил ни слова.

Прибыли родители Гилада, и я познакомился с его отцом – Ноамом и матерью - Авивой. Ноам показался мне тихим, интеллигентным человеком. Только глаза его были будто очерчены острым, синим карандашом. Он сказал, что его предки приехали из Польши. Гилад казался более похож на мать. Расспрашивать о нем родителей было явно неэтично, поэтому я положился на свою интуицию, решив проанализировать свои ощущения потом и сел в сторонке.

Скоро в палатке появился Шука, и мы радостно пожали друг другу руки. Все удивились, откуда мы знакомы. «Лет двадцать назад мы работали вместе гидами на Хермоне. Он учил меня строить в снегу иглу» - ответил Шука. Недавно он вернулся из Америки, где водил группу на шеститысячник, и скоро опять собирается в Непал. Выглядел Шука на свои годы - за семьдесят лазить по горам непростое дело. Насчет Индии он сказал, что не знаком, но может порекомендовать столицу Непала Катманду, где в одной из школ израильтяне учат местных детей. Я говорил Шуке, что не нахожу себе применения в Израиле, поэтому решил ехать в Индию, где многие дети умирают с голоду. Собираюсь открыть там в деревне школу-интернат. Шука назначил ему встречу около палатки Шалитов. Я так и не понял, мудр Шука или просто добрый человек, но он заставил меня задуматься.

Приехал автобус и несколько десятков детей расселись под забором дома президента, послушать, что расскажет им Шимшон. Не снимая темных очков, Шимшон рассказал детям историю пленения Гилада и безуспешных попыток его освободить. Я не слишком понимал иврит, поэтому слушал вполуха, но вот Шимшон возвысил голос - «Если арабы требуют освободить из тюрем Израиля триста террористов в обмен на одного Гилада Шалита, разве это не свидетельствует, что они сами признают - один еврей стоит триста арабов?» - воскликнул он. «Не триста, а тысячу!» - хором ответили ему дети. «Поэтому надо идти на этот обмен» - заключил Шимшон, «Потому что – это демонстрация нашей силы и слабости наших врагов». Дети ответили ему радостным ура.

Затем Шимшон рассказал, как они наблюдали доставку гуманитарной помощи в Газу и обнаружили, что среди предметов первой необходимости, им везут из Израиля воду со вкусом персика и сладости. «Когда я это увидел, я понял, что кто-то на этом наживается. Я понял, что деньги победили евреев» - заключил он. Дети молчали, опустив головы.

Никому не приходило в голову, что этот торг неэтичен с самого начала, и я спросил об этом Шуку. «По-моему, надо освободить их всех» - ответил Шука, «Чего их кормить? Но предупредить, что если поймают опять, убьют на месте, и так и делать. И это будет законно по Женевской конвенции». «Я сказал Ноаму» - добавил Шука, «Почему он не идет в Газу и не скажет им, пусть вернут его сына? Но у него свой путь, да и кто послушает такого сумасшедшего, как я». Я подтвердил, что также вижу свое отклонение от общепринятого, но считаю это проявлением во мне жизни.

По дороге Шука показал мне на портрет Шалита и сказал - «Я повесил его здесь. По этой дороге президент каждый день ездит на работу». Портрет Шалита перед носом президента должен был выглядеть неплохо, и я заметил, что несмотря на свой возраст, Шука не утратил энергии. «Да, между путешествиями я каждый раз делаю что-нибудь» - ответил он.

Проводив Шуку, я обнаружил, что дети уже расселись по автобусам, и Шимшон тоже садится в шикарный Шевроле. Он выглядел усталым и раздраженным, и мне захотелось его приободрить. «Вы увидели в Газе, что деньги победили все» - подошел к нему, «Я с вами согласен». «Не в Газе, а в Израиле» - поправил Шимшон, приподняв темные очки взглянул на меня и заявил - «Я антисемит!» Видно было, что он сам огорчен своим открытием, поэтому я мягко возразил «Я тоже вижу себя противостоящим обществу, поэтому думаю, что надо работать с людьми индивидуально» «Ну так вперед!» - предложил Шимшон и сел в свою машину.

Домой я добирался уже на закате. Небо было в тучах, и свет солнца проходил над ними и ничем не замутненный падал на горы Моав за Иорданом. От этого горы и все там казались другим миром, светлым и радостным. Воодушевленный этим зрелищем, я решил последний отрезок пути пройти пешком и первым делом спустился к источнику. Там трое пожилых религиозных с раввином набирали воду для мацы. Рав заметил, что я собираюсь купаться и предупредил, чтобы я был осторожнее. Я ответил, что живу в селении наверху, и каждый день прихожу сюда. Потом я искупался и помог им подтащить к тележке тяжелые канистры. Рав улыбнулся и спросил знаю ли я, что этот источник – пульсирующий, вода то уходит из него, то опять прибывает. Я повторил, что живу в селении наверху. «Это чудо от Хашема!» - воскликнул рав. «Мне кажется это обесцениванием слов, не задумываясь, относить все к чуду» - заметил я, «А вдруг завтра обнаружится, что это простой закон природы. «Я тоже знаю физику» - ответил рав, «Наука сегодня говорит одно, завтра – другое. Слышал ли ты о цунами в Японии?» Я ответил, что читал, что причина цунами - сдвиг тектонических плит. «Ерунда» - сказал рав, «Ты знаешь, что в океане живут огромные рыбы, в несколько тонн?» Я ответил, что знаю о китах. «Так вот. Уже тысячу лет назад в Талмуде было записано, что в океане на огромной глубине живут гигантские рыбы, до километров в длину. И когда эти рыбы двигаются, поднимается цунами». Меня поразила эта простота, но наученный двухлетним изучением Торы в ешиве, я ответил, что могу принять это утверждение, только не на уровне разума. «Это надо понимать на уровне более высоком» - ответил рав и указал на небо. «Почему не на более глубоком» - спросил я, «Скажем, на подсознательном?» «Это и есть более высокий» - ответил рав и довольные друг другом мы разошлись. «Смотри, чтобы тебя не застала темнота» - позаботился на прощание рав.

Я полез в горы и добрался в свое поселение уже в темноте. В ярко освещенном домике Шмуэля сидели сам Шмуэль - рыжеватый с яркими, голубыми глазами, его предки приехали из Польши, и Элиазар – черноволосый, смуглый «таймани». Я сел с ними попить чайку и рассказал о своем посещении семьи Шалитов. Потом поинтересовался, как они относятся к обмену Гилада на заключенных.

Шмуэль поморщился, а Элиазар сказал, что это воняет. «Почему же другие этого не чувствуют?» - спросил я. Элиазар ответил, что большинство населения в Израиле утратили веру и их сердце нечисто. Насчет феномена веры у меня были большие сомнения, и я просил, правда ли, что в Коране написано, будто Авраам прогнал Сару и Ицхака, а не Агарь и Ишмаэля, как написано в Торе. В первый раз, когда я это услышал, меня изумило, что миллионы свято верят в одно, в то время, как другие миллионы не менее свято верят в противоположное. Мне показалось это как-то несовместимым с человеческим интеллектом. Элиазар, как все «таймани» знающий арабский, ответил, что это так и у него дома есть Куран, где так написано. «Как же это возможно» - спросил я, «что одни верят в одно, а другие в прямо противоположное?» Элиазар объяснил, что Муххамад вырезал тех, кто не принимал его веры, а оставшиеся в живых просто боялись. Но меня не оставляло ощущение несовместимости этого с разумом, ведь это два противоположных утверждения, и оба записаны в книгах, и я спросил Шмуэля. Шмуэль внимательно посмотрел на меня, и ответил, что арабы просто не хотели быть такими, как евреи. В этом изначальная основа всех построений. Это подтвердило мне полезность здорового национализма: быть не похожими на других - основа индивидуальности, хотя только полдела. Надо бы поблагодарить евреев.

Потом меня спросили, для чего я собираюсь ехать в Индию. «Как мне рассказывали и я читал в интернете, там тысячи детей ежедневно умирают с голоду» - ответил я, «Думаю организовать там в деревне школу-интернат и помочь им выжить». «А здесь тебе некому помочь?» - спросил Шмуэль. «Здесь детей учат только зарабатывать деньги» - ответил я, - Таких учителей хватает и без меня». «Посмотри на YouTube фильм о Шалите» - порекомендовал Шмуэль. Я обещал.

Снятый террористами фильм о Гиладе в плену произвел на меня сильное впечатление - человек жив и не в своей власти. Видно было, что и его руками, и ногами, и даже его улыбкой управляют другие. Но почему-то это не увеличило моего желания участвовать в деле Шалитов, по сравнению с желанием помогать детям в Индии. Я задумался и понял, что хочу делать что-то, в чем проявилась бы моя индивидуальность, хочу видеть ее и в моих действиях, и в реакции на них. Проявляется ли в этом тщеславие? Не более, чем в желании первой скрипки оркестра участвовать в создании музыки именно в этом качестве. Проявление своей индивидуальности – суть человека, поэтому торговать его свободой не жестоко, а бесчеловечно. Я не понимаю в этой торговле ни той, ни другой стороны.